Виктория Токарева - О любви и не только… (сборник)
– Ты – предатель. А предателям знаешь что полагается?
– Смертная казнь, – отвечал Николай.
– Предательство передается по цепочке. Ты предал меня, она предаст тебя. Уйдет к ровеснику.
– Предположим, уйдет, но ведь яйца не отрежет. Я останусь тем же, кем был.
Николай улыбнулся. Лена смотрела на него, точнее, сквозь него, как врач смотрит на больного.
– Смейся, – сказала она. – Только запомни: смеется тот, кто смеется последний…
* * *У Анжелы начался роман со своей квартирой.
Николай подключил дизайнера. Это была молодая женщина с круглыми глазами, похожая на Лилю Брик в молодости. Ее и звали Лиля.
Лиля оказалась тихая, покладистая, но если ей что-то не нравилось, – стояла насмерть.
Купили люстры, светильники, ковры. Анжела хотела ковры китайские, но Лиля заставила купить традиционные туркменские ковры. Заставила пробить балконную дверь до полу, получился стеклянный кусок стены. Решетка на балконе – кованая и прозрачная. Вид – на крыши домов, как в Париже.
На балконе поставили столик с табуреточками. Можно было сидеть, пить кофе и смотреть на крыши. Эти крыши навевали мысли и мечты. О чем? Конечно же, о любви.
Николая она любила, как говорят – по-своему. Не так, как хотелось бы, но все же… Она о нем заботилась, как будто он был ее ребенком.
Однажды у Николая на лбу выскочила шишка ни с того ни с сего. Врачи тут же стали двигать бровями, нагонять страх. Анжела в больницу не пустила и резать не разрешила. Сама делала компрессы из распаренных отрубей. Придирчиво рассматривала шишку, будто это произведение искусства. И в конце концов шишка стала мягче, потом уменьшилась. И постепенно растаяла.
– А что же это было? – удивлялся врач.
– Мозги, – поясняла Анжела. – У Коли их избыток.
* * *По вечерам Николай играл в преферанс.
К нему приходили пара школьных друзей, чиновники высокого ранга и преуспевающие бизнесмены.
Это были хорошо пахнущие, пузатые и лысые дядьки. Анжеле было с ними неинтересно. Она разливала чай, мастерски выстраивала бутерброды. Была молчалива и любезна, как гейша.
Друзья с завистью смотрели на Анжелу. Им тоже хотелось свободы и молодых любовниц, но каждого что-то держало.
Одного – совесть. Другого – жалость к жене. Третьего – здоровье. Четвертого – деньги. Он никогда ни с кем не расписывался. Не хотел делиться при разводе.
У кого-то были деньги, не было здоровья. У кого-то – наоборот. А такого, чтобы все сразу: и деньги, и здоровье, и решимость к рывку – это только Николай.
Компания погружалась в преферанс. Анжела уходила на балкон, прихватив телефон. Она любила «потрындеть» с Кирой Сергеевной, с мамашкой Наташкой.
Мамашка устроилась работать консьержкой в подъезде. В ее обязанности входило: не впускать воров. Но это же смешно. У человека на лбу не написано: вор он или нет. И кто хотел, всегда мог пройти.
Наташка с утра до вечера смотрела сериалы. В перерыве между сериалами вязала носочки и с успехом их продавала.
Выдуманные персонажи сериалов воспринимались, как знакомые люди. Почти соседи. В этом состояла задача мыльных опер. За неимением собственной обыватели живут чужой жизнью. Пусть даже виртуальной.
Наташка сообщала новости из Мартыновки: понаехали москвичи, раскупили дома, цены растут не по дням, а по часам. Можно продать свой дом, но с другой стороны – хочется оставить кусочек родины.
Разговоры с Кирой Сергеевной сводились к монологам. Тема монолога: бедный, бедный Миша. Сын Киры Сергеевны ничего не зарабатывает, влачит жалкое существование, его жизнь уходит в трубу как дым. Бедная, бедная Кира Сергеевна не может спокойно умереть, на кого она оставит своего Мишу…
Однажды во время преферанса Анжела подошла к играющим и спросила:
– Никому не нужен образованный философ?
– Кто это? – не понял Николай. – Откуда взялся?
– Сын Киры Сергеевны. Он окончил университет. У него научные труды, – наврала Анжела.
– Мне нужен спичрайтер, речи писать, – вспомнил лысый Макаров. – Пусть твой философ пройдет тест. Вот телефон…
Макаров написал на салфетке нужный телефон. Анжела зажала салфетку в кулаке, как золотой ключик.
Когда все ушли, Николай мягко упрекнул:
– Больше никогда так не делай.
– Почему? – не поняла Анжела.
– Ни о чем не проси моих друзей, тем более через мою голову.
* * *Миша прошел тест. Его взяли на должность с длинным и торжественным названием. Он стал заниматься тем же, что и его отец: писать представительские речи для председателя совета директоров. Это были совсем другие речи. Раньше, при социализме, – сплошная пустота по принципу: «о чем говорить, когда не о чем говорить». А сейчас – совсем другое дело. За словами – точная информация, нравственный посыл, юмор, если он уместен. Текст должен был гармонировать с личностью докладчика.
Такая работа ценилась высоко. Миша зарабатывал пять тысяч долларов в месяц.
Корабль Мишиной жизни круто развернулся, вырулил в открытые просторы. Он (Миша) как-то весь распрямился, лицо приняло другое выражение. Из прежнего, затюканного и некрасивого, он превратился в скромного хозяина жизни. Ему это шло. Он стал таким, каким его замыслил Создатель.
Кира Сергеевна рыдала от избытка чувств и даже подарила Анжеле свой любимый браслет – кораллы в серебре.
Кира Сергеевна никогда не думала, что счастье придет к ней от нищей девочки из Мартыновки.
– У тебя успех. Значит, ты должна поделиться. Отдать десятую часть, по Библии. Процент от успеха.
– А какой у меня успех? – не поняла Анжела.
– Николай…
– А-а… – протянула Анжела без энтузиазма.
Ей хотелось другого успеха, своего собственного.
* * *Николай отказался платить за раскрутку. Ему не нужна публичная любовница. Публичность нужна человеку с комплексами. Подтверждение толпы. А Николай – самодостаточный. Он все себе доказал и все подтвердил.
Раскрутить может и Тамаркин. Но это значит – на пять лет в рабство. Изнурительная концертная деятельность за гроши.
Осталась одна надежда на Киру Сергеевну.
Анжела хотела просверкнуть в кино, а там будет видно. Существуют же поющие актрисы: Любовь Орлова, например. Или Доронина.
Николай против кино не возражал и даже готов был оплатить часть сметы.
Кира Сергеевна взяла на себя роль посредника. Она позвонила Савраскину и таинственно сообщила, что есть никому не известная Анжела.
– Имя какое-то армянское, – сказал Савраскин. – У них в деревнях сплошные Анжелы и Жанны.
– Эта – блондинка с голубыми глазами, двадцать лет, выглядит на шестнадцать. Новое лицо.
– Новое лицо – это хорошо. Но у меня есть на главную роль. Стопроцентное попадание.
